Не знаю, решена ль Загадка зги загробной Но жизнь, как тишина Осенняя, - подробна. Б.Пастернак
Романов
– Хороша погодка! Ах, хороша! - Говаривал Григорий Васильевич Романов, преодолевая спуск к воде, где ждала его лодочка - казанка. - А берег! Нет, ты посмотри, как берег то выкосили, ну молодцы!
В котомочке у него были припасённые с вечера хлеба краюшка, варёная картошка, полкурицы, да в солдатской фляге вода из журавля-колодца. Более же припасов у него не было. А утро было на загляденье — солнечное, безоблачное. Вот, какой-то птах щебетнул Романову, «Фить-пью, ты куда?» - косился с веточки молодого ивняка. - Уезжаю, прошшай! - весело ответствовал Григорий Васильевич, - погостил бы боле, да надо многое успеть. Пока спущусь, пока доберусь... А ну, отдать носовой! И сам выполнил свою команду. Лодочка отошла от причала, а любопытный птах порхнул в деревню, рассказывать знакомым воробьям последние новости. Речка, по которой плыла лодочка, прозывалась Мста-река - ни узка, ни широка; ни мелка ни глубока, а только быстра да сварлива, к людям прихотлива. Иного и версты не пропустит, чтоб камнем не попрать, а который, так, всю жизнь по ней, как по маслу и катается. И тут у неё, матушки, слабину не дай, гляди в оба — заберёт, накинет свой саван бурый да прохладный, и поминай-ищи! Только глядела река на Романова с уважением, и даже с особой боязнью, как силы природы глядят, бывало, на геолога, который тащит на своём горбу с пуд тратила, иль на машиниста-бульдозериста. Потому, как не ждали геолог с машинистом-бульдозеристом милостей от природы, а брали эту самую природу за хобот, да наклоняли в разные стороны советскому человеку во благо, а врагу на зависть. Григория же Васильевича Мста-река ненавидеть не смела, в силу его геройского и прямого его характера. Знала, чертовка, коснись чего, Романов её вспять бы повернул — раз один ему это сплюнуть, а потому была с ним тиха да скромна, как девка-бесприданница с будущей свекровью. - Да, Мста-матушка, да, родимая, и перекрыл бы я тебя, голубушку гидроэлектростанцией, если б наши инженеры да учёные в городе Удомле Калининскую АЭС не построили. Вот ты им спасибо с низким поклоном и передай. - Припекало, Григорий Васильевич снял пиджак и, аккуратно свернув, положил на банку. Он разомлел и перестал грести, табаня лишь иногда. Под Большими Светицами на порогах это было. Стал Романов на воду глядеть, бдительность усилил, а, пройдя порог, увидал - с правого берега человек ему машет. Сигналы подаёт. А чего машет-говорит не разобрать. Бормочет, да и только. То горе не беда, ежели тебе в пути помощь оказать требуется, и оказывай её, помощь эту, с чистой совестью, да с лёгким сердцем. Человек же был, как человек, мужчина в годах, с бородою, да при всём при этом в чёрной рясе шерстяной и в шапке монашеской. – Откуда ж ты такой-сякой, странный человек, на пути моём выискался, и какую роль в жизни моей сыграть можешь? - спрашивал-узнавал у незнакомца Григорий Васильевич. – А взялся я на Бел-свет из земли Русской, хожу по ней странником, - отвечает ему монах, вытаскивая репей из бороды, - А звать меня, величать отцом Нектарием. – Что же ты, черноризник, поп, или какой-другой монашествующий, отвечай! - пытал у него Романов, - и отчего ты, товарищ Нектарий, в воду по колено зашёл? – Жрать потому хотел, вот и зашёл. Глянул с берега — донка чья-то, а леса то на ней натянулась, как струна. Ну, думаю, вытащу рыбу, да съем её. Помолился, стало быть, да и потянул. А как потянул, ноги то мои по колено в ил и ушли. Ни встать, ни сесть. Молю апостолу Андрею, он ведь рыбак был в миру, прошу — не оставь, не погуби. А ноги меж тем всё глубже, да ниже. Да спаси ж ты меня, добрый человек, не дай грешной душе пропасть. Рассмеялся тут Романов и стал монаха из беды выручать. Дело сперва не шло — долго слишком проторчал Нектарий в иле речном. Однако ж недаром боялась Мста-река путешественника, отпустила, не прогневала. Вскоре Григорий Васильевич и чернец уже в лодке к посёлку Любытино подплывали. – А и трудный, а и нелёгкий же ты человек, Отец Нектарий. Отчего всё молчишь, да на воду поглядываешь? Ты бороду то свою поверни — обороти ко мне. - Пытал вновь Романов странника. Тот хоть и тихо сидел на корме, а, нет-нет, да и поглядывал на попутчика своего чёрными глазами выразительно. - Не то досадно мне, что ты, товарищ Нектарий, открыть мыслей своих мне не желаешь, шут с твоими мыслями, один, как говорится, опиум, и не то мне досадно, брат ты мой, что по Родине Матушке ты шляешься-болтаешься, как цыган какой, и то — ходи-гуляй, было б толку на грош, а то досадно мне, что избрал ты меня во свои попутчики, в подорожные сотоварищи, а хоть бы слово промолвил, хоть бы рассказ рассказал, хоть бы песню ты спел. Сидишь ты как филин в ясный день на пне, да в водицу речную таращишься. Всколыхнулся монах, распрямился тут. Да насупил брови чёрные, откашлялся. – Да знать ли тебе, понимать ли тебе, Григорий, Васильев сын, а что едешь ты со расстригою, да с самым чёрным Господним предателем? Да где ведать, где разуметь тебе, мирянину, что не знал мир ещё иудищ таких, окромя меня грешника. Да где ж слово взять-найти чтоб название имелось мне собаке проклятому! – А и брось ты расстрига каяться, объясни по добру по хорошему, мне человеку докому да бывалому, в чём же грех твой такой особенный, чем не потрафил ты вашей братии. Отвечал со вздохом чернец, да со возгласом: - А послушать меня — эка невидаль, а понять жизнь мою — дело ль хитрое! Потому расскажу я всю правду-мать, а исдохнуть бы мне, чтобы я соврал!! Дивиться Григорий Васильевич, на монаха глядючи, а более дивится, что зазвучала их речь на какой-то былинный лад. «Ну, так нет же», - смекает, - «Тут дело нечистое и поразительное, а только не поддамся я тебе, гражданин Нектарий, или как там тебя, сукиного гармониста, звать». А сам, значит, и говорит: - Дело это, по-видимому, трудное - запутанное, и не оттого, что распутать его совсем бы нельзя, а оттого лишь, что ты, культовый служитель, только и делаешь, что тень на плетень наводишь. И тени сей конца и края не видать. Сделаем же так! В районном центре, в Любытино, там где во Мсту впадает речка Белая, живёт школьный учитель труда Пётр Васильевич Лебедь, и борода у него познатней твоей будет! Так вот, он то быстро тебя разберёт по косточкам, как школьный трактор, у него ты, былинник речистый, всё-о-о-о-о расскажешь, за милую свою душу. А покудова не доплыли мы до места, именем Советской власти, считай себя арестованным. Аминь! **********
Последний раз редактировалось Герр Шахт Вс фев 12, 2017 9:11 pm, всего редактировалось 1 раз.
|