Счастье
Моей Галочке в день нашей Серебряной свадьбы
1.
Давно это было. А помнится – как вчера. Тёплым июньским вечером уезжал я с Московского вокзала поездом на Пестово, досрочно сдав экзамены за первый курс геологического факультета Ленинградского Университета. Всю ночь поезд пытался умчать меня во тьму от того таинственного и щемящего душу бледного, но всё более разгорающегося, становящегося золотым, света. Ранним утром я сделал пересадку в Неболчах. Помню зарю во всё небо, забирающийся под штормовку холодок и – в тишине спящей станции – удивившая меня робкая трель соловья, последняя, вероятно, в том году, а потому дарящая чуткому, распахнутому навстречу счастью сердцу, и радость, и неизъяснимую грусть. Не велик был путь, но поезд ехал не спеша, задевая боками близко подступивший к полотну кустарник, часто останавливаясь на лесных полустанках, где никто не входил и не выходил. Напротив, после Щегрино, тепловоз – словно конь под горку – помчал мой полупустой вагон, вниз, в широкую пойму Мсты, выписывая латинскую букву «S» и постоянно сигналя. Ну, вот я и дома!
2.
Мои родители жили тогда не в центре, как сейчас, а за Белой речкой, недалеко от усадьбы Горемыкина, и я по несколько раз в день проходил по небольшому, но уютному парку и по висячему мосту через бегущую по каменистому перекату обмелевшую речку. Именно ей я посвятил одно из стихотворений: в то лето вдохновение не покидало меня:
Ах ты, речка моя милая, - От черёмух всё бело! - Молодая и счастливая Убежала за село.
Что ж краса твоя невинная Только сердце бередит? Даже песня соловьиная Душу мне не веселит...
Потому что в сердце снова вьюжит Настоящая метель, И зима со мною в танце кружит И зовёт в свою холодную постель.
Но продолжу свой рассказ. Чем я занимал свой досуг? Помню: сторонился сверстников. Танцы и прочие нехитрые развлечения, свойственные молодым людям моего возраста, не привлекали меня. Зато я много читал. Тогда моими кумирами были Ахматова, Цветаева, Пастернак и Мандельштам стихи которых я аккуратно записывал в толстую тетрадь, хранимую как бесценное сокровище. Любил Сергея Есенина. Всегда близки мне были Фет и Бунин. Бунин особенно. Ему подражая, написал я в пятнадцать лет свой первый стих. Ясными тихими вечерами подолгу бродил я за посёлком: то в сторону аэродрома, то за льнозавод, то к Княжесельскому озеру. Днём помогал отцу (в тот год он рубил новую баню), ходил с матерью в лес: по морошку, чуть позднее – по грибы и за черникой. Конечно, купался. Иногда ловил жерехов, жадно хватающих наживку, едва она касалась поверхности воды. Запомнился сенокос: с пьянящим духом скошенных трав и запотевшей крынкой холодного молока с крупными ломтями чёрного ржаного хлеба. И ещё – жара, стоящая в то лето весь июль. Проникла она и в мои стихи. Вот, например:
За деревней, где с зарёй звенели косы, Жарко дышит полдень золотой; Сладко пахнут детством медоносы, Да кузнечики трещат в траве густой.
Над прудом застывшим дремлют ивы, Спят в тени – сомлевшие косцы; И слетает медленно с крапивы Золотое облачко пыльцы.
Кто знает: будь то лето холодным и дождливым, был бы я теперь так счастлив? Но пора рассказать, как я нашёл самое дорогое, что имею сейчас. Не зря ведь я назвал свой рассказ – «Счастье».
3. «Нас тогда без усмешек встречали Все цветы на дорогах земли…»
Я увидел её в библиотеке, не сразу признав в стройной красивой девушке ту, с которой знаком был по школьной самодеятельности: она танцевала, а я – пел. (Помню, что мы не упускали случая: она – чтобы не подразнить меня, я – дёрнуть за хвостики, стянутые белыми бантами). Она первая поздоровалась… И зря я старался избегать встречи с ней: не проходило и дня, чтобы мы случайно не встречались. Легко догадаться: сердце предчувствовало любовь, это чувство наполнило его, и оно без остатка отдалось ему…
Люблю тебя, гроза! Живительным огнём воспаляешь ты дремлющее сердце, упругим ветром наполняешь паруса души моей...
Ясное июльское утро… Но к полудню становится жарко, и небо теряет голубизну; душные испарения трав и сухой стрекот кузнечиков в неподвижном слоистом воздухе, резкий запах утром наколотых дров и, словно вымершая, деревенская улица, вон то курчавое белёсо-серое облачко, медленно растущее на горизонте за рекой и лесом – всё говорит: «Быть грозе!» … И, правда. Откуда-то налетает, поднимающий столб пыли, резкий порыв ветра. Оживают берёзы – клонятся к земле и тревожно шумят листвой. Не то пляшет, не то рвётся куда-то бежать сохнущее на верёвке нехитрое крестьянское бельё. Не до него! Мужики и бабы в поле; сгребают и складывают в скирды душистое, медвяно пахнущее сено. … Первые капли дождя крупны, но редки. Может быть, пронесёт стороной? Куда там! Ливень! Настоящий ливень уже гуляет по крышам, по огородам, по вспузырившейся глади пруда, по полю – с молниями, громом, с бегущими вдоль дороги под гору ручьями, – наполняя всего меня ощущением какого-то душевного облегчения и чувством восхищения и благоговения перед величественным явлением. «Свят, свят, свят, Господь Саваоф!» – шепчу я, чему-то улыбаясь, и крещусь, глядя в сверкающее и грохочущее небо; и иду под дождём, иду босыми ногами по тёплым лужам, по мокрой шелковистой траве, навстречу вспыхнувшему на полнеба семицветью радуги… Вечер тих и умиротворяющ. Закат чист и неспешен. Дышится вольно и легко. Как хорошо! И как щемяще-грустно, как жаль чего-то. Быть может, неповторимости вот этого дня, этого вечера? А может это просто неосознанное чувство на миг обретённого счастья единения с Природой… На востоке зажглась одинокая звезда. День погас.
4.
Читатель, ты заинтригован. Ты спрашиваешь: «А что же было дальше»? Всё просто. На следующий день после «грозы» она уехала в Ленинград, поступать в Педиатрический. А через две недели и я прощался с нашим парком, с нашей рекой, с нашим висячим мостом через Мсту – со всем, что дорого сердцу, что в душе зовём мы Родиной, что было освещено чистым светом нашей любви. Потом… Много чего было потом, – вся жизнь! И вот я стою на высоком Мстинском мосту, смотрю на отражение в тёмной воде храма Успения, освещённого золотым светом по-осеннему холодного бледного заката, и понимаю, что счастье той встречи осветило счастьем и всю мою жизнь, нет, нашу жизнь. Рядом стоит моя жена. Она улыбается мне. Она думает точно также. Я накидываю ей на плечи свой свитер: «Становится прохладно, дорогая, пойдём домой».
P. S.: из дневника за июнь 1982 года:
Галинка, милая, родная, Мой ясный лучик, зорьки свет, Моя тропиночка лесная, Росинки-капли семицвет.
Ты утро, ты начало жизни, Ты бесконечье спелых нив, Ты - нежное прикосновенье Склонившихся над речкой ив.
В тебе величье гор в ненастье, Ты - зов в далёкие края... Ты - жизнь моя, ты воплощенье счастья, Жена моя, любимая моя.
P.P.S.: Галочка, поздравляю тебя. Мы будем долго и счастливо жить на этом свете! Да, долго и счастливо. Люблю и целую тебя! Твой Павел.
17 августа 2006 г. пос. Любытино
_________________ Мой E-Mail: bpv1959@yandex.ru[color=#0080FF][/color]
|